Водка «Русская валюта» и омоновцы, которые сами себя заперли. Чем обвинение доказывает вину Виталия Кольцова, поджегшего автозак коктейлем Молотова
Елизавета Нестерова
Статья
23 мая 2023, 18:55

Водка «Русская валюта» и омоновцы, которые сами себя заперли. Чем обвинение доказывает вину Виталия Кольцова, поджегшего автозак коктейлем Молотова

Виталий Кольцов. Фото: Александра Астахова / Медиазона

В Московском городском суде гособвинитель Эльвира Зотчик закончила представлять доказательства обвинения по делу Виталия Кольцова, который год назад бросил две бутылки с зажигательной смесью в автозаки в центре Москвы. Теперь Кольцова обвиняют в покушении на жизнь 12 омоновцев (статья 317 УК), ему грозит срок до 20 лет или даже пожизненное заключение. Прокуратура пытается убедить присяжных, что это был не символический поджог, а именно попытка убийства: с помощью путаных рассказов омоновцев, свидетеля с борсеткой и бутылочных осколков. «Медиазона» рассказывает, как это выглядит. 

Дело Виталия Кольцова рассматривает коллегия присяжных, так что теперь гособвинение пытается доказать им, что Кольцов, «имея, мягко говоря, неравнодушное отношение к сотрудникам правоохранительных органов», 2 мая 2022 года «собрал бензиновую бомбу и пришел на площадь [Революции], где много не только полицейских, но и большое скопление простых граждан, гуляющих там людей». На площади Революции он — и сам Кольцов этого не отрицает — бросил по бутылке с зажигательной смесью в два стоявших на парковке автозака. От одного из них бутылка отрикошетила и разбилась об асфальт. Второй автозак все же загорелся.

Обвинение настаивает, что Кольцов собирался именно убить омоновцев, патрулировавших центр Москвы в тот день. Сам же он говорит, что акция была символической: убивать он никого не хотел и намеревался лишь повредить автобусы Росгвардии — и когда метал коктейли Молотова, был уверен, что внутри автозаков никого нет.

Процесс начался 10 мая, а уже 22 мая прокурор Эльвира Зотчик закончила представлять доказательства обвинения. За пять заседаний суда она не только ознакомила присяжных с вещдоками, но и допросила шестерых потерпевших омоновцев. Выдерживая драматические паузы, Зотчик спрашивала, чувствовали ли себя в опасности сотрудники Росгвардии, которые, как они утверждали в суде, во время пересменки решили попить чаю в отсеке для задержанных и сами себя там заперли, потому что иначе «дверь скрипит».

Судье Виталию Белицкому гособвинительница прямо говорила, что у нее с потерпевшими «одна команда». Впрочем, это не мешало ей и самой иронизировать над омоновцами: «Чай пили? А почему вы не занимались охраной общественного порядка?». Бойцы смущенно поясняли, что патрулированием улиц они не занимаются, а относятся к подразделению, в обязанности которого входит «пресечение несанкционированных митингов».

Омоновцы в суде не смогли сосчитать самих себя

Более-менее точно в суде удалось выяснить, что Виталий Кольцов бросил две бутылки в два автозака, но загорелся лишь один — на его ремонт впоследствии потратили 61 900 рублей. Остальные детали случившегося установить оказалось сложнее: путаница началась уже с вопроса, сколько же сотрудников Росгвардии находилось на площади в тот момент.

Водитель одного из автозаков Владимир Сидоров смог по памяти насчитать около автобусов только шесть человек, а заместитель командующего взводом Юрий Ракустов говорил в суде, что на площадь Революции в тот день приехали 14 человек — он и 13 его коллег. В обвинительном заключении при этом сказано, что Виталий Кольцов покушался на жизнь 12 сотрудников Росгвардии.

Обвинение в суде пыталось акцентировать внимание присяжных на том, что в момент нападения бойцы не просто могли находиться рядом или в патруле поблизости, а были именно внутри своего транспорта, а значит, настаивала прокурор, речь идет о прямой угрозе их жизни.

Ключевыми для этой линии обвинения стали показания бойца Александра Федяева. Выступая на заседании в самом большом зале Мосгорсуда, он рассказал присяжным, что около шести вечера 2 мая 2022 года вернулся с патрулирования в свой автобус и начал снимать куртку. В этот момент Федяев услышал, как с улицы, из промежутка между двумя припаркованными автобусами, его коллега кричит: «Что ты делаешь?».

«Схватил куртку, надел ее, нажал на кнопку — дверь открылась автоматически. И в этот момент я, когда выбежал на улицу, увидел на земле осколки горящей бутылки. Асфальт был черный и горел… Я почувствовал сильный жар, потому что горела передняя часть автобуса рядом с дверью. И запах краски — автобус обуглился, и я почувствовал этот запах. После этого началось задержание», — уверенно рассказывал в суде Федяев.

При этом во время следствия он говорил, что услышал с улицы крик водителя автобуса Сидорова, а в суде перед присяжными назвал совершенно другую фамилию — Катомцев. На это расхождение обратили внимание адвокаты подсудимого Алан Гамазов и Дмитрий Алексеев.

Свидетель Федяев в замешательстве ответил, что ничего не понимает. Своего напарника Катомцева он точно видел и узнал по лысой голове, его голос ему тоже знаком много лет, поэтому он никак не мог указать на допросе другую фамилию. В итоге судья Белицкий просто зачитал присяжным протокол допроса Федяева в СК. В остальном слова о том, как он выскочил из горящего автобуса, под сомнение никто не ставил. О выскочившем после попадания бутылки бойце говорили и другие омоновцы.

Заперлись в отсеке для задержанных, чтобы выпить там чаю

Совершенно иначе обстояли дела с соседним автобусом, который не загорелся — водитель запрыгнул внутрь и сдвинул в сторону от горящего пятна бензина на асфальте. В суде по очереди выступили двое омоновцев, Павел Фролов и Алексей Малофеев, они сказали, что не просто были внутри автобуса, но оказались заперты там в отсеке для задержанных, после того как зашли в него отдохнуть и выпить чаю.

При этом на допросах в Следственном комитете оба говорили, что в момент нападения были снаружи автозака — ключевое расхождение для вопроса, мог ли кто-то пострадать из-за поджога.

Когда впервые в суде прозвучали слова о том, что омоновцы оказались заперты в собственном автозаке, присяжные выглядели растерянными. Они попросили росгвардейца Фролова объяснить, зачем надо было отдыхать именно там, а не в той части автобуса, где есть столик и кресла для сотрудников ОМОН.

«Там были документы. У нас командиры много пишут… А где задержанные — там лавочки есть. Там можно и чуть-чуть, ну, так скажем, не сидя побыть, отдохнуть. Чуть-чуть можно и прилечь. Спина тоже не казенная, как бы», — попытался объяснить омоновец.

Прокурор Эльвира Зотчик попробовала перевести принципиальный момент в шутку и иронично спросила:

— Павел Викторович, а зачем вы заперлись-то вообще?

— У нас дверь скрипит. Она не держится и постоянно болтается, мешается. Мы ее и закрываем. По сути, у нас всегда сотрудники — кто-то есть. А в этот момент все находились на улице, разговаривали — перекур и так далее, кто-то с патруля пришел поговорить, кто-то, наоборот, в патруль уходит. Обычный перекур. Стояли, разговаривали. Погода была хорошая.

Его коллеге Алексею Малофееву на другом заседании пришлось отвечать на те же вопросы. Он сказал, что дверь в отсек задержанных не просто закрывалась, а была «на магните» (при этом другие бойцы описывали конструкцию двери иначе и говорили, что на ней механическая щеколда). Даже после уточнений адвоката Алана Гамазова боец Малофеев настаивал, что щеколды не было, «снаружи ручка стоит» и как та управляет «магнитом», он не знает.

Допрашивая его, прокурор Зотчик несколько раз пыталась добиться нужных формулировок:

— Вашей жизни что-либо угрожало?

— Ну, да.

— Что?

— Тот факт, что возгорание произошло.

— Испугались за свою жизнь?

— Да.

Показания Фролова и Малофеева так сильно противоречили сказанному ими же на допросах во время следствия, что адвокаты Кольцова вынуждены были попросить судью зачитать протоколы. В них оба омоновца однозначно утверждают, что были не внутри, а снаружи автобуса, когда в него попала бутылка.

«Примерно в 18:50 я стоял и разговаривал с коллегой возле автозака с водительской стороны, когда услышал стук, словно ударили кулаком по автозаку, но ничего не увидел. Мы пошли к задней части автозака, где увидели разбитую бутылку на асфальте и огонь на асфальте», — дословно такая формулировка есть в протоколах допроса обоих бойцов.

В сумбуре судебного заседания омоновец Фролов успел сказать, что, возможно, они «периодически выходили» на улицу, потому показания так отличаются. Малофеев молча выслушал свои показания, которые полностью противоречили тому, что он сказал в суде, и комментировать не стал.

Единственный свидетель пришел с борсеткой и говорил казенными фразами

Между потерпевшими омоновцами в суде выступил свидетель — 23-летний Александр Козин. К свидетельской трибуне он вышел с борсеткой на плече. В тот день Козин, по его словам, просто гулял по центру Москвы и случайно оказался около парковки на площади Революции. Он стоял около полицейского заграждения, когда боковым зрением увидел возгорание и начал снимать видео.

Козин не видел, как Виталий Кольцов бросает бутылки с зажигательной смесью, но видел, как тот убегал. По словам свидетеля, «бабушка, которая там побирается», указала омоновцам на убегавшего Кольцова, а сидевший недалеко на лавочке мужчина преградил тому путь.

Козин — единственный свидетель со стороны обвинения (все омоновцы в статусе потерпевших) — говорил исключительно протокольными фразами: «Услышал биение стекла, увидел свет от огня, рядом находились гражданские автомобили». Кольцова он называл исключительно «подсудимым».

Козин, как он сам уверял в суде, вообще частенько прогуливался мимо парковки, где стояли автозаки, и «никогда не видел, чтобы автобусы стояли пустыми».

Присяжным показали осколки от водки «Русская валюта»

На заседание 22 мая прокурор Эльвира Зотчик принесла огромный мешок с вещдоками, некоторые из них были упакованы в коробки из-под доширака и коньяка.

Из коробок гособвинительница достала осколки двух бутылок — в плотных перчатках Зотчик вынимала каждый осколок и медленно проносила мимо присяжных: «Если у кого-то есть желание взять [в руки самостоятельно], у меня еще есть перчатки».

Многие в зале недоумевали, почему Зотчик перебирала прозрачные, зеленые и коричневые осколки, хотя у Кольцова было только две бутылки — прозрачная (из-под водки «Русская валюта») и зеленая. Почему часть осколков коричневая — от закоптившегося горлышка или по какой-то другой причине — присяжным никто не пояснял.

Как все это доказывает позицию обвинения, присяжные пока узнать не смогли: комментировать свои доказательства стороны смогут только в прениях. Поэтому сейчас без объяснения также остался тот факт, что через четыре месяца после нападения следователи почему-то выкопали из земли в Алешкинском лесу канистру в желтом пакете, в которой был бензин.

Никаких комментариев не было и после просмотра видео с камер наблюдения в общественном транспорте, где ехал человек, похожий на Кольцова, — лица его нигде не видно. На обрывочных коротких видеозаписях, показанных не в хронологическом порядке, мужчина в костюме то просто сидит, то надевает медицинскую маску, то что-то пишет в телефоне.

Большую часть вопросов о ходе процесса и доказательствах обвинения, которые задают присяжные, судья Виталий Белицкий даже не озвучивает и обещает все пояснить в напутственном слове уже после прений.

Следующее заседание назначено на 30 мая, на нем свои доказательства начнет представлять присяжным сторона защиты.

Редактор: Егор Сковорода

Оформите регулярное пожертвование Медиазоне!

Мы работаем благодаря вашей поддержке